О фельдмаршале Иване Ивановиче Дибиче-Забалканском (1785—1831)

ИЗ ПАМЯТНЫХ ЗАМЕТОК В. Д. ДАВЫДОВА.

III

Смерть фельдмаршала графа Ивана Ивановича Дибича-Забалканского в 1831 году подала повод к разным предположениям и догадкам, которые передавались людской молвой с разными доводами, преувеличениями, и наконец с такими искажениями истины, что дали возможность французскому историку Louis Blanc коснуться этого вопроса в его Histoire de dix ans и быть отголоском тогдашнего общественного мнения. Случай доставил мне возможность выслушать правдивый и безыскусственный рассказ о смерти фельдмаршала от бывшего его адъютанта H. Е. П. и тем восстановить истину. С тех пор прошло 40 лет, история вступает в свои права и каждому беспристрастно отдает должное, карая виновных и оправдывая невинных: людская молва, как морская волна, должна разбиться об утес истины и не навязывать грехов лишних на человечество, уже и без того ими богатое. Н. Е. П. рассказал мне следующее.

Главная квартира фельдмаршала находилась тогда в деревне Клешове, в 3 верстах от Пултуска. Граф Дибич уже более недели страдал расстройством желудка, но упорно скрывал болезнь свою. Камердинер его Арсений сказал об этом адъютантам, которые посоветовали ему обратиться к другу графа, флигель-адъютанту К. В. Чевкину. Он спросил Арсения, сколько он по вечерам наливает в графинчик рому для вечернего чая фельдмаршала, и на ответ что он ему ставит полный графинчик, Чевкин приказал ему с того же дня не ставить ему более полграфинчика. Чтобы понять это распоряжение, надобно знать, что обыкновенно фельдмаршал сам не требовал себе никакого напитка, но имел привычку выпивать все до чиста, что бы перед ним ни поставили. Образ жизни его был следующий. Он обедал в 12 ч. пополудни и за столом, после рюмки водки, пил всякое вино, какого бы дурного качества оно ни было, так называемое vin du pays. Вечером, часов в шесть, он выпивал две чашки пуншу, а за ужином и рюмку водки и два-три стакана шампанского из целой бутылки, которую ставили перед ним. Эта бутылка шампанского и была причиною его смерти, как думает H. Е П., и вот по какому случаю. Камердинер графа, Арсений, выпивал обыкновенно оставшееся после ужина шампанское из горлушка в другой комнате и делал это так открыто, что не только адъютанты и другие лица видали это, но сам фельдмаршал неоднократно замечал эти действия Арсения, и молчал из привязанности к нему. За несколько дней до смерти графа, Арсений заболел, и подкамердинер деньщик Павел, заменивший его, задумал сделать тоже самое с оставшимся шампанским, но так неудачно, что граф Дибич увидел и весьма рассердился; призвав заведующего его хозяйством, полковника Сакса, он стал ему выговаривать, как смел деньщик Павел пить его шампанское как камердинер его Арсений, прибавивши, что есть действия, которые можно спустить одному, недозволяя этого другому. Полковник Сакс, побранивши Павла, приказал на другой день поставить фельдмаршалу недопитую бутылку шампанского; разумеется оставшееся вино выдохлось и прокисло. В это самое утро приехал в главную квартиру генерал-адъютант граф Алексей Федорович Орлов, от имени Государя, чтобы приготовить фельдмаршала к тому, что граф Паскевич вызван из Грузии, и что Его Величество недоволен медленностию и нерешительностию дел (Примечание. По свидетельству лица, близко знавшего графа Дибича и принимавшего участие в войнах Турецкой и Польской, граф Дибич был удивителен в начертаниях военных действий и в соображениях тактических, требовавших кабинетной работы; но за то „не умел водить и не умел кормить солдат". Перед отъездом из Петербурга и Польскую войну, он выражал Государю полную уверенность в скором потушении мятежа; неудачи разумеется раздражали его. Надо напомнить еще, что не за долго до того гр. Дибич схоронил нежно любимую жену свою. П. Б.). Это известие очень встревожило графа Дибича. Граф Орлов обедал в этот день у него и не видал его уже более. К вечеру, как только фельдмаршал за ужином, за которым он всегда бывал один, выпил оставшееся шампанское, у него почти немедленно открылась к 11 часам ночи самая сильная холера с корчами. Немедленно дали об том знать адъютантам, и все собрались на квартиру главнокомандующего. Графа Дибича лечил генерал-штаб-доктор армии Иван Богданович Шлегель и, не смотря на все употребленные им медицинские меры, граф умер в страшных страданиях около 6 ч. утра. Тело его отвезли в Россию через Пруссию, сопровождаемое всеми его адъютантами под командою флигель-адъютанта полковника князя Петра Ивановича Трубецкого, с конвоем от Кирасирского принца Алберта полка вод командою флигель-адъютанта барона Мейндорфа, и морем оно было доставлено в Петербург.

Тот же H. Е. П. — повторял мне неоднократно, что, не смотря на привычку графа Дибича пить много вина и пунша, он П., в продолжении 3-х кампаний, в которых он служил при нем адъютантом, раз только видел его в разгоряченном от вина состоянии, и вот по какому случаю.

Во время перехода через Балканские горы, когда армия достигла Эминедага, высшей точки гор, перед нею открылся вид на Черное море и на наш флот, стоявший на якоре у порта Меземврии, недалеко от Бургаса. Как только зачернелись высоты гор от появления арии, адм. Грейг, командовавший флотом, послал своего адъютанта поздравить фельдмаршала с небывалым событием, с новыми лаврами для него и для армии и пригласить его откушать на стопушечный корабль Париж. Граф Дибич согласился и велел с собою ехать начальнику главного штаба графу Толю, дежурному генералу Обручеву, адъютантам Панину, Андро и другим, и фл.-адъютантам кн. Трубецкому и Чевкину. У берега стоял разукрашенный катер с красиво одетыми гребцами и с одним из адъютантов Грейга на руле. Ударили весла, и начался салют со всех кораблей. В дыму пушечном, при оглушающей пальбе орудий и криках ура, подъехал фельдмаршал Дибич к кораблю Париж. Стол богато убранный и сервированный более чем на 50 челов. был накрыт на просторной кают-палубе, и все прибывшие, не видавшие более года такого пиршества, усталые и голодные от похода, уселись за стол с сильным намерением крепко покушать, но еще крепче выпить в честь такого торжества. Радушный хозяин потчивал и не жалея подливал всех возможных вин графу Дибичу. Тот выпивал каждую рюмку залпом и по своей привычке откидывал голову назад, поправляя свои густые волосы. Это угощение он бы выдержал, не смотря на количество и разнообразие выпитых вин; но после обеда лакей принес огромный поднос уставленный стаканами с гроком весьма крепким, и адмирал почтительно объявил, что, по обычаям флота, он просит всех откушать гроку, ибо без этого по морскому закону никто не может сойти с корабля. Фельдмаршал, выливши гроку, действительно ослабел, так что все находившиеся при нем и сам адмирал несколько сконфузились, опасаясь, чтобы фельдмаршалу не сделалось дурно. К тому же пришло в голову, что сход с корабля по лестнице весьма затруднителен, особенно взяв во внимание, что граф Дибич был мал ростом, толст, с короткими и больными ногами, всегда в калошах. Поэтому ген. Обручев подошел к Панину и предложил ему дать руку фельдмаршалу. На это Панин отвечал ему: „Не угодно ли вашему превосходительству самому подать ему руку; я же без приказания фельдмаршала не смею этого сделать". В это время граф Дибич, взглянув в сторону, приметил Панина и кивнул ему головою. Когда тот подошел, он ему сказал: mon cher, donnez moi voire bras (любезный друг, дайте мне руку). Панин был при палаше, в шпорах; кроме того должен был сходить задом с трапа, держать и палаш и графа и держаться за поручень; но молодость, сила и бесконечная любовь и привязанность его к добрейшему и великодушному фельдмаршалу, помогли сойти благополучно и перебраться в катер. Там фельдмаршала разобрало желание подъезжать то к одному кораблю, то к другому, и каждый из этих великанов при появлении его салютовал ему изо всех бортов. Наконец прибыли к берегу. Все думали, что графа будут ожидать дрожки, но его ждала верховая лошадь. Граф был по его телосложению весьма плохой ездок, а потому всегда с трудом садился и слезал с лошади; но и здесь, как почти и всегда, Панин, ехавший рядом, поддерживал его, при переезде чрез неровные места. И таким образом добрались благополучно до фельдмаршальской ставки.

H. Е. П. прибавляет, что фельдмаршал был до крайности вспыльчив, но, взамен сего, добр и великодушен неимоверно. Бывало, раскипятится: "под арест, на гауптвахту, под суд, расстрелять" и всегда с последним словом уйдет в палатку или в кабинет, захлопнет сильно двери. Адъютанты при сем случае, бывало, стоят с поникшими головами и с потупленными взорами, зная наперед, что буря благополучно разрешится. И действительно не пройдет и пяти минут, как фельдмаршал выходит совершенно успокоившийся и всегда прямо к дежурному адъютанту: — "Сходите и скажите, что я приказал арестованному отдать шпагу и скажите ему, что он свободен". H. Е. П. считает самым счастливым временем всей своей службы то время, когда он состоял при столь великодушном, добрейшем и высоких чувств фельдмаршале, который, при блистательных его успехах и обширнейших полномочиях, никого не обидел и никого не сделал несчастным.

IV.

Граф Дибич в 1828 г., принявши армию от фельд. кн. Витгенштейна, одержал, как известно, блистательную победу под Кулевчею. Князь П. И. Тр., бывший его адъютантом, был послан с этим радостным известием к Государю Николаю Павловичу, находившемуся в то время в Варшаве, и рассказал мне подробности этой поездки. После сражения, к вечеру, граф Дибич, весьма довольный столь легкой победой, доставившей ему огромные трофеи, ходил перед своей палаткою и самодовольно напевал какие-то арии; толпа адъютантов и ординарцев стояла в почтительном расстоянии и весело припоминала эпизоды и исход сражения. Граф Дибич, проходя мимо них, увидал кн. Тр., подозвал его к себе и объявил ему, что он его посылает курьером к Государю, при чем добавил, что он желает, чтобы князь заехал к кн. Витгенштейну, дабы передать ему, что фельдмаршал обязан ему этою победою, от блистательного состояния армии, которую он от него получил. Кн. Тр. поскакал и остановился на несколько минут у своего тестя в деревне Каменке (Каменец-Подольской губернии) для передачи приказания графа Дибича, немедленно полетел далее и уже на другой день обедал в Тульчине у Николая Ивановича Депрерадовича, который командовал гвардейским корпусом, за отъездом в Варшаву Великого Князя Михаила Павловича. Во время обеда, начальник штаба генерал Нейдгарт, желая известить Вел. Князя Михаила Павловича об привезенной кн. Тр. победе, снарядил от себя эстафету, и только поспешность князя Тр. спасла его от неприятного положения видеть, что это дорогое известие передано другим раньше его. Князь Тр. поехал по другой дороге, 75-ю верстами короче, на перекрестке нагнал фельдъегеря, который вез эстафету, именем главнокомандующего остановил его и приказал ехать за собою. Он, по приезде в Варшаву, явился к гр. Владимиру Федоровичу Адлербергу, который объявил ему, что он тем более радостный вестник, что Государь очень опечален бездействием армии, неудачею нашего флота и волнением умов в Польше. Вслед затем он повел его к Государю. Когда кн. Тр. вошел, Государь сидел за столом и писал. При первых словах гр. Адлерберга, он вскочил и бросился на колени перед образом; помолившись недолго, встал, кинулся на шею кн.Тр. и прерывающимся, взволнованным голосом сказал ему: „Поздравляю флигель-адъютантом", и потом прибавил: "и полковником". Он стал его расспрашивать об победе, и когда князь сделал движение, чтобы вынуть депеши из сумки, Государь перебил его и сказал: „Нет, нет, не здесь, ты сейчас поедешь со мною к Цесаревичу." Подали дрожки, и Император, посадивший собою кв. Тр., повез в Бедьведерский дворец. Жители Варшавы с изумлением смотрели на громадную фигуру Императора, через весь город ехавшую с молодым, малорослым князем Тр-м. Волнение в умах в Польше было в то время сильное. Поляки ждали только какого-нибудь поражения или невзгоды для нашего оружия, чтобы подняться, и потому поездка Государя с курьером немедленно разнеслась по городу. Великий Князь Константин в то время только что вернулся с ученья и в холстинном халате отдыхал; при известии об приезде Государя, он поспешно оделся и встретил его. Император вытянулся перед братом, и торжественным, подначальным голосом произнес: "Имею счастие донести Вашему Императорскому Высочеству о радостном известии", поздравил его с победою и тут же представил ему своего нового флигель-адъютанта. Они взошли в кабинет и потребовали от князя Тр. депеши. В тот же день был послан в Берлин, где находилась Императрица Александра Федоровна, фдигель-адъютант гр. Кушелев с этим известием (так как Государь думал, что кн. Тр. утомился от дороги), а к вечеру кн. Тр. снова потребован к Государю. Он застал Императора за чаем. Он, милостиво предложивши ему чашку, стал расспрашивать его об разных подробностях, объявил, почему не посылает его дальше в Берлин и наконец спросил его: „Скажи мне откровенно, в каких отношениях находятся фельдмаршал с гр. Толем". По счастию в то время они жили довольно согласно, и кн. Тр. мог этим обрадовать Государя. После довольно долгого разговора, Император приказал кв. Тр. возвратиться в армию. За победу под Кулевчею графу Дибичу дан орден С. Георгия І-й степени. 

По рассказам князя Тр. об командовании армиею кн. Витгенштейном, видно, что присутствие Императора весьма стесняло главнокомандующего, не смотря на желание Государя быть не распорядителем, а только зрителем кампании. Весь дипломатический корпус, со всеми послами, сопровождал главную квартиру. Был составлен военный совет из генералов Жомини, Довре, Васильчикова, кн. Щербатова и начальника главного штаба П. Д. Киселева. Оттуда шли приказания, часто сбивчивые и противоречивые; там сочинялись этими стратегиками планы кампаний, исполнителем которых должен был быть кв. Витгенштейн, большею частию не соглашавшийся с ними и не бывший в дружелюбных отношениях с начальником своего штаба генералом Киселевым. Все это производило беспорядки, лишало армию единства действия и действовало пагубно на ход кампании. Во время осады Варны, где находится сам Император на корабле Париж, кв. Витгенштейн был оставлен вод Шумлою. Узнавши, что Государь возвращается в Россию, фельдмаршал послал князя Тр. предупредить графа Дибича, что он едет проводить Императора и получить дальнейшие приказания. Граф Дибич, увидевши кн.Тр., сказал, чтоб он поспешил возвратиться и остановить приезд кн. Витгейнштейна по той причине, что Государь, спеша к именинам Императрицы Марии Феодоровны, не может дожидаться фельдмаршала, при чем передал ему рескрипт, в котором было объявлено, что Государь вручает кн. Витгенштейну продолжение зимней кампании. Рескрипт хотя был написан в весьма милостивых выражениях, но главнокомандующий ясно увидал немилость к нему Государя. Он в первую минуту, по приезде в Варну, был глубоко опечален отъездом Государя, чувствуя, что он вполне оплетен интригами и погублен в его мнении. Одна из главных причин неудовольствия против фельдмаршала была та, что князь не решался перейти Балканы, без прибытия резервов из России, на что в последствии решился граф Дибич. Одно обстоятельство еще более огорчало кн. Витгенштейна. Это то, что сын его, флигель-адъютант князь Людвиг, почти на кануне отъезда Государева, был уволен в отставку без его просьбы, во время войны, по наветам его врагов, представивших превратно Государю желание молодого князя временно оставить армию для свидания с женою, урожденною кн. Радзивил. Все эти огорчения сделали то, что князь Витгенштейн тут же хотел сложить с себя командование армиею, но мольбы князя Тр. с трудом успокоили раздраженного старика, и только весною 1829 г. он сдал армию графу Дибичу.

Князь Витгенштейн умер на дороге в Львов на первой станции, проездом заграницу, в 1835 году 15 июля.

Источник: "Русский архив" за 1871 (016 tom_Russkiy arhiv_1871_vip 6-9)